«Будут детки, будут!». Иерей Константин Аристов - к 95-летию митрофорного протоиерея Иоанна Миронова

Предлагаем вашему вниманию рассказ иерея Константина Аристова, посвященный 95-летнему юбилею протоиерея Иоанна Миронова

Утешайте, утешайте народ Мой (Ис. 40: 1)

– Будут детки, будут!

– Батюшка, простите, Вы не поняли. Я каюсь в этом грехе и в этом еще...

– Будут детки, будут, – снова повторил старец, улыбаясь той самой лучезарной, обнимающей улыбкой, которая согрела уже великое множество скорбящих душ.

Этот краткий диалог произошел во время всенощного бдения в алтаре питерского храма в честь богородичной иконы «Неупиваемая Чаша» при заводе АТИ.

Я воспринял этот разговор как некое недоразумение и после службы, возвращаясь с супругой на съемную коммунальную квартиру, рассказал о случившемся.

Лицо жены просветлело, она широко заулыбалась, прямо засияла, засветилась.

– Я в последнее время стала волноваться, что мы женаты почти год, а деток всё нет. Но решила, что с такими вопросами к батюшке ходить не нужно. У него сколько людей с настоящими бедами в очереди… Зачем отвлекать по пустякам. А батюшка, получается, мне через тебя ответил!

С отцом Иоанном Мироновым я познакомился в 2008 году. Тогда ему было 82 года, а мне 25. Я был трудником Валаамского монастыря, всего год как крестившимся во внутренних озерах святого архипелага. Живя с братией, неся различные послушания, я никак не мог себе ответить на очень важный вопрос: «Кем быть и как жить после крещения?» Монашеская жизнь каждым очень ранним утром с невозможностью продрать глаза мне давалась трудно. А после обеда и отдыха я был уже готов остаться в монастыре навсегда. В борениях с собой, в неопределенности будущей жизни проходил каждый день. Духовник мудро не хотел решать за меня и советовал не торопиться вступать в братию, пока я еще не имею твердого намерения. Но однажды, видя мои мучения, духовный наставник предложил поехать с вопросом к отцу Иоанну Миронову, но только при условии, что я буду готов воспринять совет старца как волю Божию и исполнить ее.

Я согласился. Зная, что у известного в Петербурге священника в храме не протолкнуться и что времени на общение с ним будет крайне мало, я приготовил лаконичный вопрос:

«Куда мне: в семинарию или в монахи?» Почему-то для меня тогда это были взаимоисключающие понятия.

И вот, оказавшись под епитрахилью старца, я выпалил заготовленную реплику.

– Подожди, а ты откуда? Как тебя зовут? – отец Иоанн ласково обратился ко мне. Послушав мою краткую биографию, узнав, что я с Валаама, батюшка обрадовался (он любит отцов с Северного Афона) и переспросил:

– А что ты хотел?

Слова прозорливца я запомнил на всю жизнь, так как на сердце стало вдруг так радостно, так благодатно, что и не передать

Я поспешно повторил мучивший меня вопрос.

– Найдешь матушку, будешь батюшкой, и детки будут! – ласково прозвучало в ответ.

Слова прозорливца я запомнил на всю жизнь, так как на сердце стало вдруг так радостно, так благодатно, что и не передать. Словно тысячи бабочек запорхали в душе, как будто солнечные зайчики забегали, заплясали, принося удивительное, небесное утешение. Мир под епитрахилью превратился в рай!

Хотя мне и казалось, что я готов выполнить любое благословение, но, когда начал включаться разум, я вдруг с ужасом понял, что я всего лишь год в Церкви, и ощутил полную неготовность к священству. Отец Иоанн же ободрил меня какими-то простыми, но очень добрыми словами и благословил поступать в питерскую семинарию.

Видимо, его молитвами два года спустя, уже будучи семинаристом, я познакомился со своей будущей супругой... на том же Валааме. Мы вместе работали экскурсоводами в паломнической службе монастыря. После свадьбы я стал готовиться к принятию диаконского сана. Но встал вопрос, на каком приходе мне служить? Сам я родом из Архангельской области, жена – из Курска. Я поделился своей проблемой с семинарским другом. А он мне и говорит:

– Ты поезжай к отцу Иоанну. Он наверняка тебе поможет.

И в алтаре яблоку негде было упасть: духовенство тоже искало совета и благословения духовного отца

Странно, что после поступления в семинарию я даже и не помышлял снова встретиться со старцем.

Я отпросился у инспектора и поехал на вечернюю службу на Цветочную, 16. На приходе было, как всегда, многолюдно. По воскресеньям в этом очень маленьком храме причащается около 400 человек! Но отец Иоанн благословляет студентов духовных школ заходить в алтарь. Пробравшись сквозь толпу, я оказался в Святая святых. Поразительно, но и в алтаре яблоку негде было упасть: духовенство тоже искало совета и благословения духовного отца.

Вновь оказавшись под епитрахилью, я рассказал о грядущей хиротонии.

– Послужи у нас! Здесь нет диакона. Только службы у нас в воскресенье да по праздникам, – сообщил батюшка.

Теперь ликовало не только сердце, но и мой разум, потому что я никак не ожидал получить такого предложения. Тем более для моей очной учебы с серьезной занятостью с понедельника по пятницу лучшего графика было не найти.

– Но я только на полтора года, потом уеду из Санкт-Петербурга.

– Ничего, даже если и месяц послужишь, мы будем рады, – добродушно улыбаясь, ответил старец.

Так я сподобился с февраля 2012 по июнь 2013 года служить диаконом с человеком, который принимает людей не только со всей России и стран СНГ, но и со всего мира.

География прихожан очень широка: Красноярск, Ярославль, Украина, Грузия... Простые люди и богатые, актеры, профессора, дети-инвалиды, епископы, архимандриты. Несколько раз приезжала настоятельница Горненского монастыря – «Георгиюшка», как называл ее отец Иоанн.

Для всех у него найдется утешительное слово. И вроде ничего внешне особенного старец не делает – дает просфорку, благословляет, говорит пару слов, – но люди уходят от него другими: ободренными, тихими, с надеждой, а порой и исцелениями.

Я никогда не видел его раздражающимся. Даже самому суровому на приходе человеку отец Иоанн с некой хитрецой и ласковой строгостью говорил: «Сашенька, прекрати! А то выпорю!» Вообще он любит использовать уменьшительно-ласкательные суффиксы при обращении: «Феодосьюшка, скажи Кириллушке и Мефодьюшке, пусть послужат в воскресенье!» И эта его сердечность всех греет – и докторов богословия, и малых деток.

Своими семейными вопросами мы обычно батюшку не беспокоили. Но когда зашел вопрос об очередной сложной операции у дедушки моей супруги, я спросил, как быть. Всё же возраст серьезный, онкология в третьей стадии, метастазы.

– Помрет! – произнес батюшка. Но, помолившись, сказал:

– Нет, пусть оперируют. Еще поживет. К Богу придет.

На днях, вспоминая о дедушке, бабушка сказала, что три его операции пришлись на праздники. Последняя – на 25 ноября 2014 года, день памяти Иоанна Милостивого и иконы Богородицы «Милостивая». День рождения батюшки.

Дедушка наш был удивительным человеком. Начинал преподавателем в училище механизации в захолустном селе, стал главой большого района. Стремился быть всегда честным, жить и работать по совести. Мы никогда не услышали от него ни одного скверного и даже громкого слова. Он был надежен, доброжелателен, мудр и рассудителен. Церковь никогда не гнал, но и открыто веру свою не исповедовал: не молился, не принимал участия в таинствах. Хотя еще в 2010 году после первой операции спрашивал у мой жены, как молиться после того, как прочитал «Отче наш». Но вот исповедоваться и причащаться он стал только в 2014-м. О словах отца Иоанна мы ему не говорили.

Уходил он через два года человеком верующим. Я его до последнего регулярно исповедовал и причащал. И когда мы отпевали дедушку, царские врата были открыты. За престолом был образ Христа. Господь будто раскрывал ему Свои объятия. И надеемся, что их встреча произошла.

Сегодня отцу Иоанну – 95, мне – 38. Старшему сыну – 8, среднему – скоро 6, дочке – 2. Если бы в далеком 2006 году мне сказали, что я буду многодетным папой, живущим в Курске, к тому же еще и священником, я бы ни за что не поверил.

У отца Иоанна хватает тепла, терпения и света на всех нас

Иногда, чувствуя себя уставшим и опустошенным, я думаю о том, что отца Иоанна никогда не видел раздраженным. Как-то у него хватает тепла, терпения и света на всех нас. Воистину любовь терпелива, любовь добра, не завистлива, не хвастлива, любовь не превозносится, не бесчинствует, любовь не себялюбива, не обидчива, не держит зла. Любовь не радуется злу, она радуется правде. Она все извиняет, всему верит, на все надеется, все переносит. Любовь никогда не пройдет (1 Кор. 13: 4–8).