Сказ о вехнянской святыне

По воспоминаниям старожилов деревни Вехно.

Давным-давно, больше двух сотен лет назад, жил в деревушке под названием Веха один благочестивый помещик. Вернее сказать, это был погост — так в старину называлось поселение с церковью и прилегающим кладбищем. Звали помещика Михайло Иванович. С почтением относились к нему люди — и знатные, и простые. Даже крепостные крестьяне любили его за доброту, за готовность помочь всякому нуждающемуся и называли его не иначе как батюшкой. И вот однажды задумал Михайло Иваныч доброе дело сотворить для своих односельчан — построить храм Божий. «Это как же так, — размышлял он, — село растёт с каждым годом, всё больше и больше обнимает живописное озеро, а церковка столь мала, что в день воскресный не вмещает молящихся. И обветшала совсем — того и гляди, рухнет потемневшее от копоти паникадило вместе с потолком. Нехорошо это».

Глядит он мысленным взором на будущую церковь, из крепкого дерева рубленую, просторную да светлую, и непременно — с вырезными кокошниками над высокими окнами. И чтоб на самом высоком месте она возвышалась, видная отовсюду за много вёрст. Заглядит добрый человек, проезжая окольною дорогой, купол и колоколенку с крестами, к небесам устремленными, — перекрестится; взглянет ли негаданно злой мазурик, задумавший какое-нибудь лихо — может, и опомнится, кары Божьей убоявшись. Хороша будет святынька! Зазвенит колоколами на все лады, разгоняя воронье и благовествуя на всю округу, зазывая на молитву православный люд. А в туман или снежную непогодь грянет большим колоколом, направляя путь заблудившемуся в поле бедолаге...

Вот с такими думами, помолясь, и лёг спать Михайло Иваныч. И в ту самую ночь видит он сон, будто бы стоит он где-то среди своей деревни и вдруг узнаёт то место над озером, на взгорке, поросшее берёзами белыми да кустами черёмухи, а вокруг тут и там валуны виднеются, в землю вросшие. «Дивно как, — думает Михайло Иваныч, — зачем это меня сюда занесло?» И хочет уйти. Но вдруг оборачивается — а берёзы прямо у него на глазах в воздухе растворились, а вместо них явился бело- каменный храм с маленьким куполом и колоколенкой, обращённой к озеру. А изнутри клиросное пение доносится — служба, значит, правится... Глядит он на эту красоту, глаз не отрывая, и тут какая-то сила легонько отрывает его от земли и подымает кверху, и вот уже храм внизу, и озеро под ним, как на ладошке, а с другой стороны — его поместье, как бы подёрнутое туманом, а на высоком холме, где он замыслил деревянную церковь, огромные дерева вытянулись — не то дубы, не то липы. На том видение и пропало.

Утром проснулся Михайло Иваныч, вспомнил про сон, ещё раз подивился, да и забыл про него. И забыл бы совсем. Но на другую ночь сон повторился в точности, и на третью. После третьего раза совсем уже явственно перед его глазами стояла стройная белая церковь, такая же белая, как и берёзы, что теснились сейчас на каменистом берегу по-над озером...

Обеспокоенный, он велел запрягать лошадей. Оставил на попечение своим домочадцам житейские хлопоты и спешно отправился к архиерею.

Выслушал тот взволнованный рассказ помещика про задумку свою да про сон и увещевал строить храм именно каменный, а не деревянный, и не на холме, а в низинке, в том месте, которое ему было свыше указано. «Такова, стало быть, воля Господня», — сказал архиерей, и, благословив гостя, отпустил его с миром.

Скоро отслужили молебен, нашли мастеров и с Божьей помощью принялись за святое дело.
Так и приютилась церковка вехнянская под горкой, схоронясь от недобрых глаз, словно не желая привечать чужаков под своими сводами. Освятили престол в честь Преображения Господня. Вокруг выросли стеною ясени, тополя да клёны, выше на склоне — липы в обхват, так с севера и востока заслонили святыню от постороннего взгляда. Только со стороны озера и с того берега, что напротив, покрытого дремучим лесом, смотрится она во всей своей белоснежности, привлекая взор лишь местного рыбаря или охотника, тихонько трогая душу неземной своей чистотой, словно парящей над водной гладью.

Мчится время год за годом, люди рождаются и умирают, цари сменяют друг друга, а церковь по сей день стоит неколебимо.

Не коснулось её пламя войны 1812 года, прошло стороной. Хотя неподалёку, в каких-то двадцати верстах к Опочке отряды французов оставляли на местах деревень дымящиеся пепелища. Беда чуть было не постигла зимой 1944 года, когда отступающие фашисты подожгли всю деревню — ни единого двора не осталось. Жители успели в лесу укрыться — все, кроме батюшки Иоанна. Тот и не думал бежать. Творя молитву и готовясь к смерти, поспешил он к своему родному храму, который не захотел бросить на поругание врагам. А немцы уже притащили ящики со взрывчаткой. Батюшка встал на крыльцо храма и загородил им дорогу. Раскинул руки в стороны, как на кресте, и произнёс: «Сначала меня, а потом — храм...» Остолбенели фашисты, будто вкопанные. Много чего на земле русской повидали, а такого бесстрашия не доводилось. Переглянулись медленно, и главный из них качнул головой остальным: мол, уйдем отсюда, не будем связываться. Не посмели враги тронуть батюшку, и церковь не тронули.

Вот такой был батюшка Иоанн Лавров. В оккупации он ещё партизанам помогал, но даже после войны мало кто знал об этом. Как истинный русский герой, он не трубил перед людьми о своих заслугах... Поклонись, православный прохожий, праху этого удивительного священника. Его могила сразу за каменной оградой, возле алтарной части храма.

Ушли немцы. Все дома в Вехно сгорели дотла, и жители — всё больше старики да бабы, да дети малые — собрались в церкви, нашли приют под этим единым уцелевшим кровом. На полу спали, постелив сена. Днём уходили к своим печинам, разгребали угольки, заново возводили жилища, кто как мог. А на ночлег снова приходили в церковь. Напротив церкви, через дорогу, на месте сгоревшего дома стояла огромная русская печь — в ней хлебы пекли... Так и спровадили холодные месяцы, а там и весна пришла, обустроились потихоньку.

Помимо той войны, пережил храм и другую напасть, не менее грозную. Случилось так на Руси, что люди русские забыли, что они русские, разорили свою память родовую, совесть, и веру православную, потеряли всякий страх перед Богом. Своими же руками крушили по всей Руси-матушке монастыри, храмы и часовни, не щадя даже самые величественные и благолепные.

Страшное, тревожное было время. В нашей округе раньше много было церквушек, и почти всех постигла одна участь — только развалины остались. Среди единичных уцелевших — и вехнянская, служба в которой со времён Михайлы Иваныча не прерывалась. И ныне освящает она всю округу, не переставая воссылать Богу хвалу и благодарение, принимая скорбящих и обремененных, обретающих здесь утешение.

Уцелела... Верно, что не слепила наша церковка глаза безбожникам, не шибко тревожила их своей неброской внешней красотой. Знать, Михайле Иванычу промыслительно было указано в сонном видении место для храма — хотя не на отшибе, а всё же в сторонке. Вот так сказывают люди, про сон-то. А может, и не было никакого сна, сказки всё это, неизвестно откуда взявшиеся. Кто его знает? Поди, проверь... Да главное не это. А то главное, что каким-то чудом устояла в дыму лихолетий и, Бог даст, будет стоять века наша вехнянская святыня.

Георгий Михайлов, д. Вехно, 2001 г.

Журнал «Детская миссия» N3/2021(N16)

https://www.detskayamissia.ru/site/assets/files/8979/..