Особенности и проблемы приёмных детей (ч.2)

Картина мира ребёнка из детдома разительно отличается от картины мира его домашних сверстников. Как это влияет на его отношения с приёмными родителями и окружающими? Публикуем вторую часть беседы  многодетного священника и психолога.

В эфире радиостанции «Радонеж» в передаче «Современная семья: сохраняя и преумножая» ведущий протоиерей Максим Первозванский продолжает беседу с кандидатом психологических наук, психологом Марией Чупровой. Разговор – непростой: о приёмных детях: особенностях приёмных детей, особенностях поведения, их восприятия родителями, их собственного восприятия мира.

Мария Чупрова:

– Батюшка, у меня был такой случай: пришла в детский дом обследовать детей. Обычно, когда я обследовала детей, я приносила с собой всякие вкусняшки, конфетки, печенье, чтобы был контакт с ребёнком. И мне очень запомнилась история, когда я пришла в интернат, тогда ещё была система интернатов, и мне был нужен ребёнок 3‑го класса.

Но мне сказали, что это один из самых сложных 3‑х классов в интернате, что за последние годы там 6 или 7 учителей сменились, потому что не выдерживают. И я помню, села в коридоре и говорю, мне нужен вот этот Ваня. И тут меня обступают дети, ну, представьте, 3‑й класс. Небольшие дети, по 10 лет. Они меня обступают стеной и говорят: «гони конфеты». Сейчас я это со смехом рассказываю, а тогда было не смешно. Потому что это была настоящая агрессия детей. То есть у меня было ощущение, что они как стая волков.

Нам это сложно представить, потому что ребёнок у нас не ассоциируется с такой злостью. Но это была реальная злость. 

Но я очень устойчива к агрессии, иначе я не смогла бы там вести группы. Я им говорю: народ, ничего не знаю, идите на обед. Они мне говорят: слушайте, ну мы что, дураки, что ли? Мы сейчас уйдём на обед, а вы уйдёте вместе с конфетами. И никаких конфет нам не достанется.

Я говорю: ничего не знаю, идите и ешьте. Тогда они мне: мы этого Ваню побьём. Я говорю, а Ваня-то тут при чем? Они говорят: вы же к Ване пришли, вот Ване достанется, что вы не дали конфеты. Ну, я им так говорю: ничего не знаю, разворачивайтесь и шуруйте кушать.

Отправила их и после обеда беру Ваню в кабинет и говорю: Ваня, слушай, что у вас тут происходит? Тебя реально могли побить? Он говорит: ну, конечно. Я: у вас все друг друга бьют? Он говорит, ну, конечно. Я говорю: а кто кого бьёт? Он говорит: 7‑й класс бьёт 6‑й, 6‑й класс бьёт 5‑й, и так далее. 1‑й бьёт дошкольников. Я говорю: слушай, а дошкольники-то кого бьют? Надо было видеть Ваню, он такой артистический ребёнок, он говорит: а дошкольники мучают кошек. Бедные наши кошки, говорит…

Уровень агрессии действительно очень высокий. Очень часто он у детей развит по отношению к слабым. И понятно, что такие дети нуждаются в отдельной психологической помощи. И должны быть родители, которые умеют выдерживать эту агрессию, не разрушаться от неё.

– Даже наш поверхностный разговор показывает, насколько важно, чтобы определённые дети попадали к определённым родителям.

И вместе с тем  мы выяснили, что вот заканчивают они вашу школу приёмных родителей, а дальше другие люди решают, кого им дать, как им дать. Насколько всё-таки эта система есть или должна быть такая, чтобы специалисты, подобные вам, создавали консилиумы, экспертные советы, чтобы помогали правильно подобрать ребёнка?

Чтобы не просто вошли они куда-то там, и вот, ребёнок второго типа, который с миру по нитке, сказал «мама» или «папа», и всё,  и родители поверили – это наш ребёнок. А на самом деле это не их ребёнок. 

Как правильно помочь этот процесс организовать и пройти, чтобы потом не было разочарований, не дай Бог  –  возвратов. А если и не возвраты, что б это не превратилось в деструктивный разрушительный кошмар. Вот, где ваше место здесь? Или сейчас нигде, только в подготовке?

–  Система такая, батюшка, что давать или не давать ребёнка, сейчас решается по формальным признакам. То есть, если родитель собрал документы, то опека даёт ему просто разрешение, заключение.

–  Это я понял. А какого дают ребёнка? Раньше везде давали ордер, буквально как на квартиру –  на просмотр. Ты идёшь, и у тебя есть три попытки. Ты можешь прийти, выбрать, посмотреть какого-то ребёнка и сказать: да, хорошо, я хочу взять вот этого. И всё. Между тобой и ребёнком, по сути, никого и не было. 

То есть можно было, конечно, расспросить про этого ребёнка, посмотреть какие-то документы, если они есть. Но реально экспертной оценки ребёнка, экспертной оценки собственной семьи не было. 

Потому что после нашего с вами разговора мне кажется, что это необыкновенно важно. Уж если мы никак не можем учесть эти факторы при рождении: кто родился, тот родился – «родила царица в ночь не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку», то при вопросах усыновления, мне кажется, именно и в интересах ребёнка, в первую очередь, и в интересах семьи, которая усыновляет его, было бы нужно всё-таки это делать максимально зряче. 

–  Да, батюшка, возможно. И я очень надеюсь, что мы к этому будем идти. Потому что опека просто даёт заключение семье, что она может быть усыновителем.

–  Помню, одним знакомым никак не давали разрешение, а у них уже были свои дети, потому что в их нормальной большущей трехкомнатной квартире вентиляция была неисправна. 

И родные дети там спокойно жили, да и вообще там всё было нормально, то есть не какая-то убитая квартира. И вот, им не давали разрешение по этому формальному признаку. Но это же ерунда какая-то…

–  Ерунда, да. Но у опеки нет других вариантов. Так как опека – не психологи, они могут опираться только на формальные стандарты.

–  Это понятно. И при рассмотрении вопроса рукоположения в священники необходимо предоставить кучу формальных документов, справку из психоневрологического диспансера и так далее. 

Но после этого даже с человеком, который закончил семинарию, проводится три собеседования и с духовником, и с экзаменационной комиссией, и с Викариатским советом. Вот это осознание того, насколько это всё-таки ответственно! 

То здесь, мне кажется, надо серьёзно думать. Кроме формальных признаков нужны какие-то дополнительные собеседования, экспертные оценки. Список детей, которых мы можем рекомендовать данной семье.

Мне кажется, это лежит на поверхности. Вы рассказывали про 5 типов детей. 

Значит, в личном деле у ребёнка может стоять галочка, что ребёнок развивается, что его компенсаторные механизмы развиваются по третьему или по первому типу, и поэтому ему рекомендуется многодетная семья. Вот этот ребёнок такой-то, ему рекомендуется такая-то семья… 

А, может быть, обратиться к омбудсмену, чтобы он выступил законодательно?  Мне захотелось что-то сделать в этом вопросе.

–  Батюшка, мы только к этому идём. Но, к большому счастью, сейчас в Департаменте нас понимают и поддерживают. Чиновники нас слышат. И это замечательный тандем, почему в Москве это дело так развивается. В последнее десятилетие в Москве получается продвигать профессиональные идеи.

Например, в 2016 году был проект, он назывался «1300». Это как раз про обследование всех детей в Москве, проживающих в учреждениях. Был большой заказ Госдепартамента составить про них такую карту.

Если у ребёнка есть бабушка, и он к этой бабушке привязан, и она к нему ходит в детский дом, то тогда нам важно найти для него семью, которая готова принять его с бабушкой, быть не против того, что она у него есть. Или старшая сестра. Какие-то семьи скажут точно: «нет, нам не надо никаких родственников». А какие-то скажут: «хорошо, ничего, бабушка так бабушка».

–  А я бы сказал, что это здорово, если есть бабушка, которая тоже готова что-то делать, если она не алкоголичка или ещё что-то, то почему нет?

–  Да, она может быть вполне хорошей бабушкой. Просто по возрасту ей ребёнка не дают. Мы сейчас это делаем, но система меняется медленно. И она меняется, к сожалению, пока только в Москве.

То есть, мы сейчас продвигаем психологические, социальные особенности ребёнка, его перемещения, узнаём, где он жил, когда его с семьёй разлучили, а что в семье было раньше, какие у него могли быть травмы.

Или, например, у него был очень жестокий отец, и как ему тяжело строить отношения с мужчинами, он боится. Но эти вещи только-только в Москве потихоньку начинают развиваться.

Есть школа приёмных родителей, про которую мы рассказывали в прошлой передаче. Сейчас, к сожалению, родители просто отправляются в вольное плавание. То есть они получили свидетельство – и всё: вот, идите и ищите, как хотите. Понятно, что для родителей это очень тяжело.

Это сложный момент – выбрать, найти своего ребёнка. Это очень волнительно для родителей, нужно решиться: а вот этот именно мой, это на всю жизнь. И понятно, что родителям нужна поддержка.

Мы сейчас пытаемся продвинуть некое положение на уровне Москвы. Детские дома знают ребёнка, потому что внутри детских домов воспитатели, нянечки знают детей. Мы, которые учим родителей, знаем родителей.

И, конечно, идеальная картинка была бы, чтобы те люди, которые знают семью, учили семью, и те, которые знают ребёнка, сели все вместе за круглый стол  и что-то обсуждали. Нянечки бы сказали: наш ребёнок не спит по ночам. Вы готовы не спать по ночам? Или у нашего ребёнка аллергия на краски, а вы художники. Как вы будете с этим?

Сейчас, к сожалению, этого нет. Но я надеюсь, что мы в ближайшие годы будем к этому двигаться.

–  А вот если я такой родитель, который послушал передачу и подумал: слушайте, как же здорово! Я вот теперь столько всего знаю. Есть у него какая-то дорожная карта, как сейчас говорят, или ещё что-нибудь, и он может с нянечками поговорить. 

Есть у него такой канал выхода, чтобы что-то узнать про ребёнка более подробно. Поскольку он теперь у нас вооружён знаниями и понимает, что ему нужен не просто ребёнок, который «мама» скажет, не просто, который ему глянется и на которого сердце откликнется.

С кем он может поговорить о конкретном ребёнке? Его пустят в детский дом? У него будет возможность поговорить с воспитателями? Вообще, заинтересованы ли в этом нынешние воспитатели? 

Понятно, что есть разные люди,  и те, которые помогут ему с этим осмысленным выбором. Или всё-таки как в былые времена, я в последний раз с этим уже больше 10 лет сталкивался, когда действительно как ордер на квартиру дали. Смотрите, выбирайте, вот у нас дети на усыновление.

–  Сейчас так и есть, батюшка. Есть некая база данных детей. Приёмный родитель записывается. Тот, который получил свидетельство, что он может быть приёмным родителем в опеке, записывается на приём в эту базу данных. Он говорит примерые параметры ребёнка. Например, мальчика до 6 лет, светленького.

Ему помогают подбирать. Он говорит: я готов в Москве взять, или я готов по всем регионам. Потому что он может ребёнка взять из любого региона России, откуда хочет. Есть база данных московская, есть федеральная. И он в федеральной базе данных ищет такого ребёнка.

Дальше он должен взять направление на знакомство с этим ребёнком, и в течение 10 дней, ребёнок, грубо говоря, бронируется, то есть его в этот момент никому не показывают, он в течение 10 дней должен сказать, он будет дальше продолжать встречаться с ребёнком или нет. Он должен принять такое решение.

И если он с одним ребёнком не встречается, если он передумал, он идёт опять в базу данных, берёт направление на другого ребёнка. То есть формальная система построена вот так. И это, к сожалению, действительно не самый хороший вариант. Потому что, если в Москве сейчас кто-то про ребёнка ещё что-то расскажет, то в регионах всё по-разному.

Есть регионы, где активно занимаются семейным устройством, на уровне губернаторов поддерживаются детские дома, а есть те, где совсем всё плохо. И в зависимости от детского дома отнесутся по-разному. 

В каком-то детском доме – доброжелательно, действительно всё расскажут. Он там документы попросит, ему всё покажут. Документы медицинские обязаны показать. А где-то его просто пошлют. По-всякому бывает…

–  А почему?

–  Личностный фактор, батюшка. Потому что пока нет Положения.

–  Может, как-то материально заинтересовать. Если вы участвуете в каком-то консилиуме, если вы приняли родителей, то вам там ещё премию к зарплате.

–  Специалисты, которые являются профессионалами в этой области, пытаются эту систему сделать адекватной. Пока законодательно не всё утверждено. На уровне своих слушателей, когда я сама работаю с приёмными родителями, я им про это говорю. Для этого школа и нужна.

И пока нет какого-то закона, вы всё равно поговорите с нянечкой. Позовите какую-то нянечку и попросите: расскажите про ребёнка. А что он любит, а может, у него аллергия. Это нигде не указано. Я возьму его, и в первый день он у меня попадёт в больницу с отёком.

Законодательно родитель действительно видит только фотокарточку ребёнка в базе данных, причём она часто бывает устаревшей, и по этой фотокарточке он должен сказать: вот этот ребёнок, и у меня с ним  есть 10 дней на знакомство…

– Поехал такой родитель, взял ребёнка. К чему ещё должен быть готов взявший ребёнка родитель? Я бы готовился к тому, что всё будет точно не так, как я ожидаю. Но этого, наверное, мало. Или мне нужно для этого действительно пойти и закончить школу приёмных родителей? И, закончив её, я буду знать, к чему должен быть готов.

–  Школа приёмных родителей – это важный этап. Но дело в том, что у нас всё равно, к сожалению, много возвратов. Проблема возвратов никуда не девается.

–  А какой процент?

–  Я боюсь, что не скажу вам точно. В Москве долгое время существовал при Департаменте соцзащиты консилиум по возвратам…

–  Я хочу сказать нашим радиослушателям, что мы перед передачей с Марией немного поговорили. Она входит в консилиум по возвратам при Департаменте. 

–  Это больная тема, про возвраты, батюшка. Почему? Потому что на самом деле это огромная трагедия.

Ребёнок, который потерял семью и от которого отказались, если его возвращают из семьи, даже если он сам накосячил из-за поведения, всё равно до конца не верит, что его вернут. И когда его возвращают, это огромное разрушение доверия к людям.

И почему он плохо себя ведёт, тоже очень интересная тема.

–  Может быть, он не может вести себя по-другому? 

–  Очень много психологических причин, почему он так делает. Но, тем не менее, он всё равно надеется, что его и таким полюбят. И когда родители не выдерживают его такого поведения и действительно сдаются, говорят: нет, всё, с нас хватит, мы  терпели–терпели, всё, мы дальше не готовы. Тем не менее, для него это крушение.

И он после этого часто начинает ещё хуже себя вести, потому что тогда вообще идёт вразнос. И на самом деле это большая трагедия для приёмных родителей, даже если они считают, что будут испытывать огромное облегчение от того, что они его отдали. Бывает, ребёнок постоянно убегает, и они  по пять  дней его ищут по ночам с полицией.

–  Да, всякое бывает. Бывает, что и сексуально-девиантное поведение.

–  Или ребёнок ворует, или ребёнок бьёт кого-то. И родители с радостью считают, что они от него избавятся, и всё у них наладится. На самом деле они всё равно тяжело переживают этот возврат.

Семья не вернётся к тому прошлому до того, как она взяла ребёнка. Всё равно семье придётся как-то с этой болью жить. И это огромная трагедия. Поэтому в Москве большинство возвратов детей подросткового возраста.

Чаще всего возвращают подростков. Причём возвращают подростков, даже если брали его маленького, двухлетнего, полуторагодовалого. Ребёнок живёт в семье 10–15 лет, ну, 13. Его в 14–15 лет возвращают. Консилиум по возвратам проходил, большинство –  это дети, 2002, 2003 года рождения. Почему возвращают подростков?

–  Потому что переходный возраст. Своего ребёнка не всегда потерпишь.

–  Да, подростковый возраст –  это тяжёлый даже для кровных детей период. Это всегда испытание для родителей. А дети, которые приёмные, в подростковом возрасте очень часто ведут себя плохо. То есть подростки – это такой возраст, когда все травмы, которые были у ребёнка до подросткового возраста, актуализируются.

Чем сложнее была жизнь и чем больше было травм до этого возраста, тем тяжелее проходит подростковый возраст. А приёмный родитель, если это ребёнок под опекой в приёмной семье, ещё несёт уголовную ответственность за ребёнка: если ребёнок пропал куда-то, то посадят родителя. Естественно,  семья порой возвращает такого ребёнка.

Но если смотреть методологически, чтобы не было возвратов, нам важно помнить  несколько пунктов. Важно, чтобы готовили родителей. Что бы родители знали, на что идут.

–  У меня была семья, которая вынуждена была вернуть ребёнка просто потому, что они взяли его в предподростковый возраст. Это был 12-летний ребёнок, которого взяли в семью, в которой кроме него была родная 5‑летняя девочка. 

А этот парень оказался насильником. То есть его самого насиловали, и здесь он вёл себя так. И поэтому семья, причём там были крепкие родители, пыталась долгое время что-то сделать, но когда они поняли, что это неуправляемая ситуация –  они его просто вернули. 

И это было ужасно, а предупредить об этом, наверное, можно было. Просто работники детского дома не сочли необходимым сказать, уж не знаю, почему. Может, их и не спрашивал никто.

–  Это про то, что мы с вами говорили.

–  Наверное, я теперь, уже зная это, даже если бы на него были самые хорошие характеристики, всё равно не взял себе мальчика такого возраста, зная, что у меня в семье есть маленькие девочки. Просто понимая, как это бывает, к сожалению.

–  Батюшка, я бы тут помягче сказала. Потому что на самом деле всё зависит от мальчика. Если у мальчика есть сексуальное насилие в опыте, то мы понимаем, что есть риск, что он будет это повторять. А если у мальчика не было сексуального насилия? Это про понимание прошлого ребёнка.

Понятно, что если у него у самого была такая травма, то риск, что он это повторит, большой. Но я к тому, что родители должны быть готовы. Очень важно готовить детей.

–  Школа приёмных детей, не только школа приёмных родителей?

–  Это должно быть в детском доме, в учреждении. Очень важно, чтобы детьми занимались. Потому что у детей тоже есть некое представление о семье.

И очень часто это представление о семье может быть неправильным. Они представляют семью такую, как была у них. Что отец пил, и мать била. И тогда они боятся этой приёмной семьи, потому что это для них ужас. Они не знают другой семьи.

У них действительно страх, что их там также будут бить. И очень важно проработать эту систему. Или у них может быть очень «гламурное» представление о семье. Если они с рождения в доме ребёнка и знают семью только по телевизору. Они видят рекламу, где молодые мама с папой бегут за руку по красивому полю.

И у них есть представление о том, что родители должны быть такими же молодыми, красивыми и богатыми. И когда к ним приходят какие-то родители в возрасте, они говорят: что это за старики такие? А у вас Mercedes есть, да?

У детей нет никаких представлений о семье. Они не готовы видеть маму в халате утром на кухне без макияжа. Для них это не сходится с картинкой, как мама должна выглядеть. И тогда это тоже про их подготовку к семье, про их травмы, которые мы должны проработать до того, как они попали в семью. 

Второй важный этап –  это подбор. Мы с вами много говорили именно про подбор ребёнка в семью. Третий этап, который очень важен для того, чтобы не было возвратов –  это сопровождение семьи.

Есть такое понятие «сопровождение приёмных семей». Мы готовим в школах приёмных родителей, а когда семья берёт ребёнка, она тоже может заключить договор на сопровождение. И это очень важно, потому что приёмный ребёнок –  это ситуация, когда надо помогать, а то родитель думает: зачем я, вообще, это сделал? Что мне не жилось спокойно?

И это нормально, потому что семья получает 33 проблемы на голову, и бывают срывы и желание вообще всё вернуть, это закономерно. И очень важно, чтобы семья получала помощь. Потому что, особенно в первый год жизни, это адаптация для ребёнка.

Ребёнок долго адаптируется в семье, ему очень сложно, у него свои тревоги, что его вернут, и  свои представления о семье, которая была раньше. Ребёнку очень тяжело.

–  Как сказала одна моя знакомая, опытная педагог: Максим Валерьевич, не бывает трудных детей, есть дети, которым трудно. Вот это потрясающая истина. Что ребёнку очень трудно. И он трудный, потому что ему трудно.

–  Да. И семье, так как семья тоже меняется,  тоже трудно. Поэтому очень важно хотя бы просто прийти и рассказать: у меня так-то, и найти поддержку, помощь. Если у ребёнка есть какие-то психологические травмы, надо, чтобы психолог поработал.

Если есть кровные дети, которым тоже непросто, то и им тоже нужна какая-то поддержка. И семье нужно  правильно организовать быт, чтобы кровные дети не потеряли своей доли внимания.

Очень важно, чтобы служба сопровождения помогала в кризисные моменты. Приёмный ребёнок пошёл в школу, и там у него свои истории. Ребёнок дошёл до подросткового возраста… И так далее.

Смысл в том, что в приёмной семье, даже если это очень хорошая приёмная семья, очень ресурсная, всё равно нужен специалист, который бы помогал.

Почему очень часто происходят возвраты? Потому что семья приходит в опеку подавать документы, когда решение уже принято. А если знать и помогать семье до того, как всё это наросло, когда семья имеет возможность при любой ситуации найти помощь, поддержку, можно этого избежать, надо только заключить договор о сопровождении.

–  Дорого? Это очень важно. Когда мы слышим слово «договор», сразу начинаются мысли об оплате.

–  Бесплатно. И школа приёмных родителей – бесплатно, и сопровождение – бесплатно.

Первая часть беседы размещена здесь: Основные особенности и проблемы приемных детей

Беседа состоялась в эфире радиостанции «Радонеж»

Источник: azbyka.ru